Я прирождённый вольный человек, скажи воеводе, что я его не боюсь, не боюсь и того, кто повыше него... Донской атаман Степан Разин.
Делая настоящее сообщение, я совершенно не собираюсь хватать звёзд с неба, открывать Америку и сообщать вам что-то новое, лично мною открытое. Я всего лишь собираюсь доложить вам то, что открыто и доказывается другими, казачьими историками, передаю многое их же собственными словами.
Делаю это по следующим соображениям: во-первых, не все читали научные труды казаков о Казачестве, а во-вторых, содержание этих трудов, переданное живыми словами, освобождённое от необходимых в научных трудах деталей и доказательств, скорее может запечатлеться в памяти, легче воспринимается и даёт пищу казакам для размышления над собственной своей судьбой.
Начнём с вопроса о происхождении казаков, вопроса как будто простого и для противников казаков и для самих казаков:- для первых потому, что для них «ясно», что никаких предков у казаков, кроме великорусов, не было, а для казаков ясно потому, что для них также нет никакого сомнения, что они произошли не от великорусов.
Существуют дна основных взгляда на происхождение Казачества, две теории, взаимно друг друга исключающие.
Первая, официальная русская историческая теория, утвердившаяся примерно в половине XIX ст. и ставшая затем «истиной», всякое посягательство на которую, в смысле критического подхода к ней, стало почитаться «крамолой» или «дикой ересью». Эта «теория» просто без всякого доказательства, устанавливает, что казаки — русские люди, бежавшие, но разным социально-экономическим и политическим причинам из Московского царства и образовавшие на Дону военную общину, Войско. При чем, время такого бегства великорусских крестьян и образование ими на Дону Донского Войска, эти русские историки относят к половине XVI ст. До этого времени, по их мнению, современные казачьи территории пустовали.
Для этих русских «теоретиков» не существуют такие, казалось бы, естественные вопросы:
1) как мог великорусский крестьянин, никогда свободы и воли не знавший, перебравшись на Дон, где было пусто, моментально превратиться в вольного степного рыцаря;
2) как мог тот же крестьянин, по природным условиям лесной полосы, обладавший весьма сомнительными военными качествами, перебежав на Дон, сразу превратиться в бесстрашного воина, лихого конника, способного легко и свободно состязаться с прирождёнными воинами — разными степными народами, беспрерывно чередуясь, властвовавшими на Востоке Европы;
3) как могли эти беглые крестьяне-рабы, никогда никакой общественно-организованной жизни не знавшие, перебравшись на «Дикое Поле», в течение короткого времени создать стройную и прекрасную военную систему, создать такую организованную военную силу, которая становится грозою соседних татарских царств, потрясает владениями могущественной в то время Турецкой империи, часто не даёт спать и Московии.
«Можно ли допустить, чтобы русский крестьянин какой-нибудь Рязанской губернии сделался казаком-конником, как только появился в степь и получил коня; чтобы из него, никогда не видавшего моря, вдруг получился отважный морской боец, какими нам рисует казаков история. Наивно было бы эго утверждать: слишком велика дистанция между качественными данными казака и русского крестьянина»... - пишет Степнёв.
Эту огромную разность «качественных данных» между казаками и русскими (великорусами) видят и беспристрастные иностранцы, которые русских крестьян характеризуют не иначе, как «рабами грубыми и плутоватыми», а казаков, как «сознательных граждан, свободных и полных чувства собственного достоинства».
А «наличие высоких гражданских и духовных, рыцарских качеств может развиваться только у свободного веками, самостоятельной жизнью живущего, никогда рабства не знавшего народа... Из векового раба не сотворишь рыцаря, как из тамбовской сивки не сделаешь донского скакуна... Создание казачьего рыцарства из рабского русского крестьянства психологически было невозможно. Но оно невозможно было и по причинам историческим... Только русские историки, загипнотизированные идеей российского великодержавия и централизма, могут закрывать глава на действительность во имя соображений политического характера»...(Степнёв).
О том, что казаки представляли из себя прекрасно организованную военную силу и являлись мощным фактором политической и военной жизни на Востоке Европы ещё в половине XVI ст., т. е., как раз тогда, когда, по мнению русских, на пустое место — «Дикое Поле» только что начали сбегаться русские крестьяне, единодушно свидетельствуют иностранные историки.
В частности, письмо турецкого султана к ногайскому князю гласит: .... «Поле де все и реки у меня поотнимал, да и Дон от меня отнял, да и Азов-город упуст у меня доспел, поотнимал всю волю в Азове, казаки ево с Азова оброк емлют и воды у Дона пить не дают. А Крымскому царю... какую-де срамоту казаки ево учинили, пришед Перекоп воевали, да ево же казаки Астрахань взяли... Да царя же Ивана казаки у вас Волге оба берега отняли... Да ты же бы, Самуил Мирза, пособил моему городу Азову от царя Ивана казаков»...
В одном атом историческом документе сказано чрезвычайно много: очерчена территория, на которой господствовали казаки: Перекоп, Азов, Дон, с которого воду «пить не дают», Астрахань, Волга, которой «оба берега отняли казаки»; определена организованная казачья военная сила, с которой считался могущественный тогда турецкий султан. Этот же документ убедительно опровергает Рускую историческую «теорию», согласно которой канаки на Дону появились только в половине XVI века и только, как русские историки утверждают, к 1549 г. организовались, и свидетельствует о более древнем казачьем происхождении, о долгой их организованной жизни на Дону, ибо «для того, чтобы сделаться таким мощным международным фактором, каким рисует Донское Казачество вышеприведённое письмо Турецкого Султана от 1551 г., нужен был длительный исторический период, нужна была не только сырая человеческая масса, — необходимо было особое духовное содержание, вековая выработка особой государственной организации, особый быт, навыки»... (Степнёв).
Невозможность происхождения свободных, вольных казаков, степных рыцарей, природных конников, бесстрашных воинов, искусных моряков, сознательных граждан с подлинным демократическим укладом общественно-государственной жизни от беглых русских крестьян-рабов само по себе понятно, а также легко отвергается теми историческими военно-политическими событиями, какие н то время происходили на Востоке Европы, где никакое человеческое общество — без должного, веками продолжавшегося приспособления к условиям ратной степной жизни, без веками закалявшегося суровой борьбой особого духа, железной воли, без твёрдого, испытания вековой истории, выдержанной, старой и крепкой формой общественной жизни, — не могло устоять и удержаться.
Между тем эта простая истина до самого последнего времени считалась запретным плодом, находилась под семью замками, и прикосновение к ней почиталось государственным преступлением в России. На место этой очевидной истины была поставлена «теория», выдуманная и выдвинутая русскими историками в половине XIX ст., в силу каковой «теории» казаки в прошлом — беглые крестьяне, «воровские шайки».
По утверждению казачьего историка Быкадорова, эти русские историки в доказательство своей «теории» они «не приводят никаких, ни прямых, ни косвенных исторических документов». Мало того, по утверждению того же историка, для русских «теоретиков» является счастьем, «что не сохранилось исторических документов государств, существовавших в степной полосе - Хазарской империи, Тмутараканского княжества, Золотой Орды (столица её г. Сарай), Крымского и Астраханского царств и турецкой крепости Азова: архивы, имевшиеся в них, погибли. Такое же счастье для них, что «архив «главного Войска», т. е. столицы Донского Войска, г. Черкасска, был уничтожен в 1643 г., во время занятия и уничтожения турками всего города. Окончательно этот Донской архив погиб со всеми регалиями и реликвиями во время пожара Черкасска в 1794 г., когда сгорело 90% города»... (Быкадоров).
Не располагая документами этих погибших архивов, где несомненно, имелись богатейшие материалы по истории происхождения казаков, не попытавшись проникнуть в архивы Константинополя и городов Анатолии, где несомненно ещё хранятся документы исключительной ценности для освещения истории Казачества, — русские историки «интуитивным» путём, в спешном порядке создали «теорию» о казачьем происхождении в то время, когда русский монарх мог приказать отменить правду, когда великодержавное сознание русских историков легко могло их направить навстречу монаршему желанию.
Правда, отдельные русские историки, как например, Устрялов, совершенно справедливо признаются, что для спадания подобной «теории» не имеется достаточных данных, и который говорит, что «не имея в общем, никаких средств объяснить рядом событий, когда и как образовалось на Дону Казачество, знаем только достоверно, что оно становится особенно заметным в начале XVI века, что главным центром его был городок Раздоры, в устье Сев. Донца». Этот русский историк, вопреки официальной русской исторической «теории», мужественно признается, что «мы, русские историки, не знаем - откуда и как произошло Казачество».
Но, несмотря на все это, русская официальная «теория», созданная во времена, когда по словам русского историка, «идеализация Руси и легендарного русского героизма, превращавшая в народном сознании реальных удельновечных князьков... в общерусских богатырей» могли особенно не считаться с правдой, вот эта «теория» стала «классической», со школьной скамьи вколачивалась в головы всех и вся, и русских, и казаков, сделалась «ходячей истиной», которую основательно усвоили и некоторые казаки.
Почему же эта «теория» была выдвинута и для чего она так упорно внушалась всем и каждому? На это казачьи историки отвечают: была «выдвинута она с политической целью - разрушить идею происхождения Казачества из местных донских народов, живших здесь до татарского нашествия и, таким образом, выбить историческое оружие из рук казаков в их борьбе за самобытность начал в устройстве своей жизни. В централизаторских российских интересах необходимо было доказать, что Донское Казачество составилось из беглых русских крестьян и преступников. Такая постановка вопроса морально оправдывала те политические приёмы, которые употребляло русское правительство в целях подведения казаков под условия российского крестьянства». (Слепнев).
Так подвергают молодые казачьи историки и основательной критике Рускую «теорию» о происхождении Казачества, на основании исторических исследований доказывают её несостоятельность. Отвергнув русскую «теорию», казачьи историки на её место выдвигают свою стройную, логически-последовательную, исторической действительности соответствующую систему, свою историческими документами, обосновываемую теорию происхождении казаков. Согласно этой казачьей теории — казаки особое славянское племя, отдельный народный организм, имеющий такое же право; как великороссы и украинцы, считать себя особым славянским народом. Предки казаков являются коренными обитателями Востока Европы, т. е. современных Казачьих Земель - утверждают казачьи историки.
Восток Европы географически разделяется на две полосы: лесную и степную (ещё на севере тундровая полоса, на юге — горная). И вот, коренными обитателями одного определённого участка этой последней (степной) полосы на Востоке Европы с давних времён являлись казачьи предки. Сведения об этих последних восходят в далёкое исторические прошлое» когда ещё не существовало никакого Московского царства, выходцами откуда, якобы, по мнению русских, являются казаки. Ещё во II ст., когда на Востоке Европы устанавливают своё владычество Готы, на Черноморско-Азовском побережье живут славянские народы — Анты. В первой половине VI ст. эти славяно-антские племена уже владели бассейном Дона и продвинулись к берегам Азовского моря. С начала VII ст. на территории современных Казачьих Земель создаётся государство Аваро-Гуннов, в состав которого входят славяно-анты. С этого времени исторические документы перестают говорить о славяно-антах, ибо их племенное название для иностранцев покрылось государственно-политическим названием — Аваро-Гуннов, как в наше время так покрылись названия многих народов, входивших в состав России, названием «русский», или, например, имена отдельных Кавказских народов покрылись общим «собирательным» именем «горцы».
С половины же VII ст. (642) иностранные учёные точно устанавливают существование славянской народности — русов в степной полосе. В то время на этой территории (в низовьях Волги и на Дону), на место гуннов, создаётся новыми степными завоевателями государство Хазар и в составе этого государства, как раз на тон же самой территории, на которой недавно жили славяно-анты, живёт славянское племя Русов; живут на Дону. Донце, Нижней Волге, на Тереке, на Кубани.
Во время существования Хазарской Империи эти русы были настолько многочисленны, что арабские писатели называют государство Хазар Русо-Хазарским. а Чёрное море — Руским. Главными центрами этих Русов были: в Подонье (Казакии) г. Руссия (Артана,Танаис, впоследствии переименованный в Азов, по имени половецкого хана Азуфа) и Матарха (Тмутаракань) в устье Кубани. Сами Русы отличались воинственным духом, принимали широкое участие в торговой деятельности Хазарского государства; достигли значительного культурного развития, подвергаясь воздействию двух культур: арабской и византийской.
Арабский географ Масуди, посетивший в X веке Приазовский Край, пишет: «между большими и известными реками, впадающими в море Понтус (Чёрное), находится одна, называемая Танаис (Дон), которая приходит с севера. Берега её обитаемы многочисленным народом славянским и другими народами» ...
Или в житии Св. Георгия (около 842 г.) говорится, что «погибельный делами и именем народ Русь опустошил берега Чёрного моря от Протондиты до Синопа»... Столь сильный и воинственный славянский народ Русь заселял с давних времён территорию современных Казачьих Земель и, с половины VII ст., входил в состав Хазарской Империи. Но в половине IX ст., под натиском новых азиатских завоевателей, венгров, торков и печенегов, начался распад Хазарской Империи, отрыв её окраин: Поднепровья - впоследствии Киевское государство, и Среднего Поволжья — Камской Болгарии. Русы же Подонско - Приазовские ещё продолжали оставаться в составе Хазарской Империи. Камская Болгария (в среднем течении Волги и по Каме), находившаяся под влиянием арабской культуры и ислама, уже в первой половине IX ст. приняла ислам. Русь Подонско-Приазовская (Казакия) — аланы и казаки — примерно в то же время стала христианской; следовательно, она стала христианской значительно раньше Руси Киевской, (крещение Владимира в 988 г.). О том, что Русь Подонско - Приазовская стала христианской раньше Руси Киевской, свидетельствует патриарх Фотий и Устав Византийского императора Льва Философа о чине митрополичьих церквей, где на 61 месте показана церковь Русская. А этот Лев Философ жил в 836 — 911 г. г., далеко раньше до крещения Киевской Руси. (Быкадоров).
Так с несомненностью устанавливается существование с незапамятных времён на территории Казакии славяно-русов, с христианской религией.
Сначала более или менее единое славянское племя русов, в половине. IX ст., под влиянием совершавшихся на их территории событий, разделилось: Камская Болгария, где преобладал тюркский элемент, оторвавшись от ядра Хазарской империи, попала под влияние и власть тюрков и приняла ислам. Русь Поднепровская, предки Запорожцев, тоже оторвавшись от ядра Хазарии, подпала пол власть дружинников Рюрика — Аскольда и Дира, а затем, в 882 г. сын Рюрика, Игорь, при своём воспитателе Олеге, кладёт там начало Киевской великокняжеской династии. А ІІриазовско - Подонская Русь продолжает оставаться в составе уцелевшего ядра Хазарской империи. Этим объясняется и то, что с этого времени в русских летописях не упоминается о славяно-руском населении Приазовья и Подонья. Но это, конечно, не значит, что это население, как и его главный город - Руссия. исчезли с лица земли, а только значит, что племенное название славяно-русского населения Подонско-Приазовской Руси для иностранцев покрывалось общегосударственным названием — Хазар. Народ же славяно-русский несомненно продолжал жить в составе уцелевшего ядра Хазарской империи на своей древней земле, лишь утратив связь и постоянное общение с остальными частями (отделившимися) славяно - русов Поднепровья.
О существовании этих славяно-русов и их городов в Подонье, как незадолго до похода Святослава в 943 г., так и в последующие годы, свидетельствуют иностранные писатели и путешественники.
Следствием похода Святослава, сына Игоря (после короткого правления его жены, Ольги), в Подонье и Приазовье был разгром Хазарской империи и введение части её территориального ядра — Казакии — в состав русского (Киевского) государства, под названием Тмутараканского княжества. Этим вхождением была восстановлена, прервавшаяся было связь, Руси Приазовско-Подноской с Русью Поднепровской.
После убийства печенегами в 972 г. Святослава его сыновья — Олег, Ярополк и Владимир - начали борьбу за власть. Затем после гибели Олега, эта борьба ещё больше ожесточилась между оставшимися двумя братьями — Ярополком и Владимиром. Первый опирался в своей борьбе на силы степной полосы, а второй прибёг к помощи наёмных варяжских сил. Превосходство сил и средств было на стороне кн. Ярополка и лишь гибель последнего дали возможность Владимиру, оставшемуся единственным наследником державы Святослава, соединить в своих руках власть над всем Руским (Киевским) государством. (Быкадоров).
Владимир Святой покорил Крым, который вошёл в состав Тмутараканского княжества. А это последнее, Тмутараканское княжество, затем было дано Владимиром в удел своему сыну Мстиславу.
Принятие христианства в последней четверти X ст. Киевской Русью при Владимире Снятом связало религиозным единством и объединило с нею Русь Приазовско-Подонскую, бывшую уже более столетия христианской.
Так, в результате успешных военных действий Киевских князей и принятия христианства Киевской Русью, восстанавливается связь славян Востока Европы под главенством Киевского великого князя, но предки казаков, славяно-русы Подонья и Приазовья (Тмутараканское княжество) составляют особое княжество и живут обособленной общественно-государственной жизнью, сохраняя все свои древние формы народной жизни.
Было ли такое присоединение Тмутараканского княжества к Киевское Руси следствием осознанного чувства единства славян Востока Европы, или осуществлением какой то государственной идеи со стороны Киевских князей, как принято думать? Вряд ли это так было. Например, евразийцы довольно резонно утверждают, что в те времена Киевские князья жили «крайне примитивными представлениями о государственности». В этом отношении до-монгольская Русь находилась на самой низкой ступени развития, что она, Киевская Русь, прикреплённая к известной речной системе, но, в силу угрозы степных кочевников, до конца ею не овладевшая, вынуждена была «разлагаться и дробиться на мелкие княжества, постоянно друг с другом воюющие и лишённые всякого более высокого представления о государственности... Отдельным речным городам и княжествам, входящим в состав Киевской Руси, действительно ничего другого не оставалось как «самостийничать» и друг с другом драться».
Так характеризуют состояние и положение русских князей того времени евразийцы, которым в оригинальном подходе к русской истории и в хорошем знании её отказать никак нельзя, как бы мы не относились к их политическому учению.
Очень возможно, что те столкновения русских князей, их междоусобные войны происходили не из за какой либо государственной идеи, а просто за личную власть отдельных князей, за преобладающую роль на «пути из Варяг в Греки». Возможно, что и присоединение Приазовско-Подонской Руси (Тмутараканское княжество) к Руси Киевской было только простым завоеванием, следствием случайной военной удачи киевского князя. Как бы то ни было, при Владимире Святом славянское население Тмутараканского княжества установило связь, вошло в какие то взаимоотношения с Русью Киевской.
Но в половине XI ст. в степной полосе появляются новые завоеватели - половцы, — снова отрезают Тмутараканское княжество от Киевского государства; связь между ними снова прерывается. Поэтому, в русских летописях, с конца XI ст., перестают говорить об этом Тмутараканском княжестве. Но это опять-таки не значит, что население его бесследно исчезло. Оно не могло исчезнуть, как не исчезли и города, не исчезла и жизнь в них.
Тмутараканское княжество перестало лишь существовать в виде особого княжества Киевского государства. Оторванное от центра, предоставленное самому себе, оно ещё теснее сблизилось с тюркскими народами, более усиленным темпом началось смешение с инородной кровью, но сохраняя своё славянское лицо, свою христианскую религию.
С этого момента, с момента отрыва в половине XI ст. Тмутараканского княжества от Киевской Руси, начинается формирование той особой славянской народности, прямыми потомками которой являются современные казаки. Такая народность не образоваться не могла. На территории Казакин, в составе Хазарской империи на протяжении сотен лет, а, затем, в составе Тмутараканского княжества в течение более ста лет жили общей жизнью две народности: славяно-русы и тюрки-казахи, имевшие тождественный народный быт, родственную психологию, подвергавшиеся одинаково влиянию одной, византийской культуры, развивавшейся в одинаковой духовно-психологической атмосфере, а с середины IX ст. имевшие и общую христианскую религию.
И это, путём многовекового совместного сожительства на одной территории, в одинаковых природных условиях, переживая одинаковые военно-политические события образовавшаяся народность Тмутараканского княжества явилась родоначальницей современного Донского Казачества, которое, в свою очередь, явилось родоначальником других казачьих Войск, за исключением нынешних кубанских Черноморцев, потомков Запорожцев.
С 1094 года в русских летописях перестают говорить о Тмутараканском княжестве. Это обстоятельство даёт основание Руским историкам утверждать, что славянское население Тмутаракани и само княжество совершенно было уничтожено новыми степными завоевателями — половцами.
Но в истории нет примера, чтобы какой ни будь народ, имевший многовековую историю, привязанный к определённой территории, хорошо приспособленный к природным условиям местности, имевший организованную государственную жизнь, — бесследно исчезал.
Точно также и население Руси Приазовско-Подонской (Тмутаракань) исчезнуть не могло, как не могли их, прекрасных воинов, искусных моряков, всех поголовно вырезать новые завоеватели, половцы, которые и чисто по эгоистическим, государственно-политическим соображениям делать этого не могли: это им было просто не выгодно.
Нет, славяно-русы Тмутараканского княжества жили и не переставали занимать свою древнюю землю: они только вошли в состав нового государства кочевых народов, с которым сжились и к которым уже достаточно хорошо приспособились.
Не упоминание в русских летописях о славянах Тмутараканского княжества казачьи историки объясняют так: под влиянием тех военно-политических событий, какие совершались тогда на Востоке Европы, в силу наступившего (после смерти в 1054 г. в. кн. Ярослава), длительного периода междоусобной войны князей — началась дифференциация до этого более или менее единого славянского народа на Востоке Европы наметились и пути, по которым эти деления пойдут. Например, немного раньше «часть алан и черкас (касоги или касахи) Святослав после удачного похода на Хазарию, переселил на Днепр, где они, вместе с прибывавшими впоследствии другими тюрко-татарскими племенами, смешавшись с местным славяно-русским населением, усвоив его язык, образовали особую народность, дав ей своё этническое имя Черкасов (черные клобуки). Из этих Черкасов и создалось затем поднепровское казачество с Запорожьем». (Степнёв).
В это время наметились те точки, основные «ячейки», из которых потом образовались те народно-государственные организмы, которые впоследствии будут называться Русью Юго-Западной. Русью Северо-Восточной и отдельно от них -Русь Юго-Восточная (Казакия).
Население этих государственных организмов, в силу разрыва связи, попадает в различные географические, экономические и бытовые условия; жизнь и развитие их протекает в различной духовно-психологической атмосфере. В Восточной Руси широким потоком начинает вливаться финская кровь; вливание тюркского элемента в кровь народа Юго-Восточной Руси (Казакии) ещё более усиливается; народ, который называется мигами, казахами, черкасами, кабарами (все они являются тождественными, заменяющими одно другое) совершенно смешивается с населением Тмутаракани.
Таким образом наступает полный разрыв между отдельными частями славяно-русов Востока Европы и, естественно, что для Северо-Восточной Руси, следовательно, и для русских летописцев, Русь Юго-Восточная (Казакия) становится «земля незнаваема».
Но через сто с лишним лет, а именно с 1147 г.,русские летописцы уже снова говорят о славянском населении Тмутараканского княжества, но только называют их не славяно-русами, а «бродниками». Эти «бродники», согласно русской летописи, а на самом деле старое славяно-русское население Тмутараканского княжества, живут на той же территории славяно-русов, представляя из себя уже сложившуюся народность, стойкую, способную на противодействие чужому влиянию, что дало им возможность и под владычеством половцев сохранить свой славянский тип, язык, свою христианскую религию. У этих «бродников» были свои города, церкви, существовало даже земледелие, что совершенно противоречит предположению русских историков, которые производили это название от слова «бродить» т. е., что «бродники» были, мол, бродячие люди, бездомные скитальцы, случайно забредшие на Дон.
Но что это не так, что «бродники» были именно то же славянское население Тмутараканского княжества, свидетельствует и; русский историк Голубовский, который пишет: «бродники есть община, выработавшаяся из остатков Подонского населения, вследствие исторических и этнографических условий, в которые это население было поставлено... Бродники жили в восточной части степи — в Подонье и по берегам Азовского моря; они исповедовали православие и участвовали в предприятиях половцев». А один иностранный учёный пишет, что «те бродники, презирающие смерть, ветвь русских (русов); и они народ, повинующийся Богу войны (воинственный)», т. е. народ живший на своей территории ещё со времён Хазарской империи.
Посол Людовика Св. Рубруквис, о бродниках говорит следующее: «от смешения алан с русами обрадовался особый народ»..., т. е. опять говорит, что бродники то же славяно-русское население Тмутараканского княжества.
Казачьи историки название «бродники», установившееся за населением Тмутараканского княжества, объясняют следующим образом: в те времена всякое славяно-русское население и его войско входило в состав того или иного русского княжества; славяно-русское же население Тмутараканского княжества не входило ни в какое княжество, а войско его помогало и воевало с кем хотело, и в этом смысле было «бродячим».
Название бродников население Подонья получило по государственно-политическому признаку, а не по социально бытовому (Быкадоров).- «Из смешения русов с тюркскими племенами образовалась новая народность — бродники. Название это, конечно, не этническое, а бытовое и профессиональное, могло быть дано потому, что, очевидно, они из войны сделали себе род ремесла, как средневековые швейцарцы или ландскнехты, и участвовали в войнах на стороне различных суверенов из-за материальных, выгоде - «бродили» от одного к другому. Возможно и другое объяснение: бродникам поручалась охрана бродов на Дону и по другим рекам». (Степнёв).
Бродники, входя в состав половецкого государства, участвуя в войнах вместе с ними, часто действуя и самостоятельно, имели своё особое общественное и военное устройство, управление, своё войско, приобрели широкую известность в Европе.
Они представляли из себя настолько серьёзную организованную силу, что появившиеся в первой четверти XIII ст. на Востоке Европы новые кочевые завоеватели - монголы - установили с ними добрые взаимоотношения. Во время первого монгольского нашествия, в битве на Калке в 1223 г., бродницкое войско под водительством своего воеводы Пласкини, дралось против половцев и русских князей на стороне монголов. Поэтому совершенно естественно, что «бродники» в течение всего времени владычества монголов на Востоке Европы до конца XIV ст., будучи на хорошем счёте у монголов, сохранили в полной неприкосновенности своё народно-общественное устройство, свою религию, свою военную организацию, широкую национальную автономию. Если же принять во внимание существовавшую у монголов определённую политическую систему не вмешиваться во внутреннюю жизнь уже покорённого народа и полную веротерпимость, то легко можно себе «представить, что бродники при монголах сохранили в полной неприкосновенности своё национальное лицо, внутреннее устройство своей народной жизни. Это тем более было доступно бродникам, они тем более легко подпадали под защиту этой монгольской политической системы, что они, бродники, с самого начала появления монголов явились их верными союзниками. Поэтому они пользовались в полной мере всей «льготой», предоставляемой этой монгольской системой и сохранили в полной неприкосновенности все исторически сложившееся у них: прежнее внутреннее устройство народной жизни, управления, организации, народно-хозяйственной деятельности, быта и пользовались полной свободой вероисповедания. В 1261 г. для этого бродницкого народа была учреждена Подонская епархия.
В период монгольского владычества на Востоке Европы (1240—1400), в государственной системе Золотой Орды население Северо-Восточной Руси (Московия), как земледельческое, играло роль поставщика материальных средств для завоевателей, т. е. для монголов; бухарцы, хивинцы, камские болгары — роль торгового класса, сословия; а народы степной полосы, в том числе и бродники, являлись для монголов необходимой вооружённой силой, вместе с самими монголами являлись источником военного могущества Золотой Орды. Бродники были свободны от дани и податей, подчинены непосредственно Хану Золотой Орды, сохраняя в полной неприкосновенности своё национальное лицо; они несли лишь одну определённую обязанность - иметь готовое конное войско (Быкадоров).
Что славянское население Тмутараканского княжества (Подонья), не исчезая, жило в составе Золотой Орды и за время пребывания под её властью приобрело своё народное название «каляк», непререкаемо свидетельствует выписка из древней летописи в часовне на Лубянке, касающаяся иконы Пожней Матери, каковая выписка гласит: «там, на верховьях Дона, народ христианский воинского чина живущий, зовомый козаци, в радости сретающий его (Вел. кн. Дмитрия Донского) со снятыми иконами и со кресты поздравяюща ему».
Занимая в государственной системе Золотой Орды положение и значение военно-служилого сословия, внутри себя население Подонья было свободным и вольным народом.
Население Подонья во времени владычества половцев и монголов на Востоке Европы (1100—1380) на протяжении около 300 лет было оторвано от Руси Юго-Западной и Северо-Восточной и, естественно, эта новая народность (донские казаки) утеряла ощущение признаков родства с ними; тем сильнее выявилось родство с казахами (чигами). От них они и получили своё имя — казаков.
Таким образом далёкие предки казаков образовавшиеся из слияния в течение многих веков двух этнических элементов славяно-русов и тюрков — постоянно и беспрерывно жили на своей древней земле до конце XIV» ст.; подвергаясь воздействию византийской культуры, постоянно общаясь с азиатскими народами, усваивали их народный обычай, быт, как коренные и постоянные жители определённой территории, достигли значительного (для своего времени) культурного развития (города, церкви, земледелие); условия степной жизни, суровая жизнь на территории, веками являвшейся ареной боевых столкновений народов, необходимость постоянно защищать свою жизнь с оружием в руках - выработали в них выдающиеся боевые качества, что сохранились и у современных казаков, и их потомков.
Так непререкаемо устанавливается непрерывная преемственная связь современных казаков с их далёкими, древними предками — славяно-русами, с незапамятных времён являвшимися коренными обитателями современных Казачьих Земель.
Казаки — не беглецы, не преступники, не «воровская шайка», как их аттестуют русские историки, а отдельный славянский народ, имеющий свою долгую, полную трагическими событиями и величайшими подвигами, историю, перед которой должны почтительно преклониться и откуда веет той «древней казачьей стариной», на которую ссылаются многие, но которую мало кто знает.
Конечно, физический и духовный облик современного казака и его древнего предка вполне тождественными быть не могут. Это понятно и естественно, ибо между ними лежат целые столетия, полные величайшими событиями. н течение которых сотни раз осуществлялась в различных комбинациях «чудная смесь племён и наречий», что не могла не оставить заметного своего следа на физическом и духовном облике казака, но все же основные духовные свойства, душевные качества предков сохранились у казаков и до наших дней. Это — рыцарский дух, любовь к свободе и независимости, способность к организации, равноправность всех в жизни, чувство собственного достоинства, храбрость, любовь к своему верному другу-коню, презрение к пешей службе, выдающиеся качества воина.
Совершенно естественно, что постоянное и непосредственное общение казаков с кочевыми народами, пребывание в составе многих степных народов не могло ограничиваться только внешней формой и не могло сводиться только к простому подчинению власти завоевателей. Разумеется, казаки неизбежно должны были до известной степени воспринять и самый дух степных народов, многие черты их быта и жизни.
Интересен в этом отношении взгляд казаков на земледелие. Как известно, Донские казаки до недавнего времени принципиально отказывались от земледельческого занятия, считая его несовместимым с казачьим духом. Даже Войсковой Круг в 1690 г. издал указ, запрещающий канакам пахать и сеять: «если кто будет пахать, того бить до смерти и грабить»... Откуда такое отношение к земледелию, т. е. к прочному оседанию на земле? Особенно непонятным становится такой презрительный взгляд на земледелие, если принять во внимание указания историков, что далёкие казачьи предки занимались земледелием.
По моему, казаки такой свой взгляд могли усвоить у монголов за время своего совместного с ними сожительства в составе Золотой Орды. Монголы, свято выполняя завет своего владыки, Чингиз-Хана, принципиально отказались от оседлой жизни, от земледелия, считая его занятием недостойным, низким. Чингиз-Хан оставил своим потомкам завещание, чтобы они «всегда сохраняли свой кочевой быт и остерегались становиться оседлыми».
Почему же был дан такой навет? Правильно или неправильно, но Чингиз-Хан полагал, что свободными рыцарями, смелыми воинами, неподкупными военачальниками, честными администраторами в его империи могут быть только степняки-кочевники, не привязанные к материальным благам, неподвижно сосредоточенным на одном месте. Он считал, что у горожанина или земледельца, дрожащего над накопленными материальными ценностями, алчная привязанность к этому своему материальному богатству, животный страх за судьбу своего богатства, - убивают дух свободы, дух рыцаря, сознание долга, чувство чести и порождают самые низменные чувства: продажность, подкупность, лесть, зависть, трусость, бесчестность, мелкий расчёт.
Не оттуда ли усвоен такой презрительный взгляд на земледелие казаками, которые являлись природными рыцарями, у которых высокое благородство, честность являются неотъемлемыми душевными качествами?
Конечно, и раньше, и в период монгольского владычества и особенно после него, Казачество пополнялось не только путём естественного, внутреннего органического роста (рождение), но и путём механического смешения.
Свободная и вольная жизнь в непосредственной народной республике Донских казаков привлекала многих из состава других соседних народов. Они приходили и входили в состав Казачества, благо, что процедура приёма была несложная, нужно было только принять краткую формулу.
Приходили к казакам турки, греки, персы, поляки, чехи, татары, грузины, а с первой половины XVII ст. и калмыки, но меньше всего приходили русские (великороссы), которые совершенно не были приспособлены к ратной жизни казаков и, по многим причинам, не могли и приходить.
Что Казачество не было образовано беглыми русскими людьми и что даже пополнение его беглецами из Великороссии было незначительным, подтверждают и некоторые русские историки.
Например, русский историк и учёный археолог, Ознобишин, решительно отвергает подобную «теорию» и пишет: «Басня, переданная Броневским, о беглых москвичах, основавших донское казачество, тоже не имеет основания и не выдерживает критики. В XV веке, в момент появления казаков на Дону, в России не было ещё крепостного права, и всякий мог переходить с одного места на другое: предполагать же, что беглые были исключительно преступники, тоже нет основания. Какое число преступлений надо было совершить, чтобы образовалась целая масса, целые тучи преступников, где-то увидавших друг друга, сговорившихся бежать куда-то в неизвестные страны, к неизвестным народам и, явившись на место в низовья Дона, сейчас же сумевших проявить ум, сметливость, отвагу; успевших приобрести оружие, составивших правильное общество, беспощадное для преступлений, управляемое вечем и имеющее толковых грамотеев, умевших писать царям. Все эти предположения — одна фантазия, и можно положительно доказать, что беглые московские люди могли явиться на Дон только тогда, когда были уверены, что найдут там приют и защиту, т. е. уже долго спустя после появления донцов на Дону, после закрепощения крестьян и после церковного раскола, а в другое время из России на Дон являлись единицами»...Так русский учёный квалифицирует Рускую же официальную «теорию» о казачьем происхождении: «басня», «одна фантазия».
О значительном приливе в Казачество представителей иных народов свидетельствуют многочисленные казачьи фамилии: Турчаниновы, Грековы, Поляковы, Черкасовы, Татаркины, Калмыковы, Грузиновы, Персидсковы и т. д. и фамилии, явно происходящие от слов не славянского корня, а также обличив многих казаков. Например, фамилия Харламов явно от калмыцкого слова: хар - чёрный, лам - священник. Харлам - по-калмыцки значит — человек, отрёкшийся от духовного сана. Боков — тоже от калмыцкого слова. Бок - буквально пыль, сор. По смыслу — человек не знатного происхождения, находящийся на низшей сословной ступени. Темирёв от калмыцкого слова Темир - буквально железо, значит — железной силы (воли) человек. Таких примеров можно приводить без конца.
Русские историки не хотят ныне признавать независимого от русских происхождения казачества, ссылаясь и на язык, утверждая, что казаки — русские люди, говорящие на одном с русскими языке.
На этот «языковый довод» казачьи историки отвечают, что в то отдалённое время, когда возникло, развивалось и укреплялось Донское Казачество, никакого единого русского языка не существовало, а были только отдельные славянские наречия, в том числе и Донское. (На днях только один профессор мне говорил, что один великий русский учёный уже давно доказал, что наравне с великорусским, украинским наречиями, существовало и донское наречие. Но кто этот русский учёный, доказавший существование отдельного донского наречия, конечно, этот профессор не говорит, ибо это может усилить позицию самостийников.
С резонностью такого утверждения казачьих историков не согласиться нельзя, если принять во внимание, что существующий единый русский литературный язык совсем недавнего происхождения. По словам Тургенева, только Пушкин «создал русский язык и установил литературу» (значит, только в первой половине XIX ст., когда Казачество было кроваво подавлено, когда все казачье калёным железом уничтожалось),что до этого времени существовали только отдельные славянские наречия, а вся русская знать считала великорусское наречие языком дикарей и стыдилась говорить на этом наречии.
Для каждого станет понятным, что языком утвердившимся в XIX веке, нельзя обосновывать спор, относящийся к VII столетию, или хотя бы даже к XVI ст. Далёким следствием истории объяснять самую историю. От следствия выводить причину!
Несчастье казаков в том, что историческая жизнь для них сложилась неблагоприятно, их наречие не могло развиваться и стать, наконец, общепризнанным народным и государственным языком, как это случилось, например, с одним наречием немецкого языка которое стало голландским народным и государственным языком. Вот та картина казачьего прошлого, какая рисуется казачьими историками. С ними в полной мере согласуются утверждения и объективных иностранных исследователей.
Например, один иностранный учёный говорит, что «казаки представляют собою... остатки сильно смешанных племён, населявших большую часть пространств между Волгой и Доном, Черным морем и Днепром, которые известны в московских хрониках под именем хазар и печенегов, непримиримых врагов древних киевских великих князей, хотя сами были славянского происхождения. Остатки этих разных этнографических групп слились с покорёнными русскими под владычеством татар и с ними же делили свою судьбу до 15 ст. После падения татарского ига, остались они в своих просторных степях и жили какой-то военно-демократической республикой... Казаки не имеют ничего общего с русскими, кроме греческой веры и испорченного русского языка. Их же нравы и обычаи, их способ жизни, оружие и способ войны, всё что отличает их от русских»...
Эти же иностранцы свидетельствуют, что казаки и после татарского ига оставались жить на своей земле особой государственной жизнью, никуда не исчезли, но только «мало но малу потеряли свою независимость. Пётр I отнял у них право выбирать главу государства»,- продолжает тот же иностранец.
Таким образом, и казачьи историки, и объективные иностранцы, на основании изучения исторических данных приходят к одному и тому же выводу: казаки - особый народ, с сильной примесью тюркской крови; являются коренными обитателями исторической Казакии (современных Казачьих Земель); со времён Хазарской империи (вторая половина VII ст.) и вплоть до самого конца XIV ст. (распад Золотой Орды), т. е. на протяжении почти 600 лет, беспрерывно жили на своей древней земле, сохраняя своё национальное лицо, народный быт, хозяйственную структуру, свою христианскую религию.
В последнюю четверть XIV и в начале XV ст. население Подонья, т. е. донские казаки, пережили тяжёлые времена, большие народные несчастья. Началось это несчастье со времени Куликовской битвы в 1380 г., когда казаки стали на сторону объединённых войск князей Юго-Западной и Северо-Восточной Руси и способствовали поражению Мамая. Толкнуло же казаков к такому шагу стремление освободиться от власти татар. Такой их шаг снова свидетельствует, что казаки, несмотря на полуторавековое владычество татаро-монголов, сохранились как особый народ, сохранили свою самобытность, своё сознание, волю к свободе, и, самое главное, сохранили своё право и возможность - свободно выбирать себе военных и политических союзников. К этому шагу толкнула казаков ещё и религиозная нетерпимость татар к христианам, когда прежняя монгольская широкая веротерпимость была заменена мусульманским фанатизмом.
В течение этого периода времени (конец XIV и начало XV века) территория Казакии последовательно подверглась нашествию новых и грозных завоевателей — Тохтамыша и Тамерлана. Русские историки как раз на эти события указывают и на основании их утверждают, что после этих погромов от населения Подонья, т-е. донских казаков, ничего не осталось: все, мол, было вырезано, что территория эта в течение почти ста лет пустовала и только к началу XVI ст. на этой территории начали, мол, сбегаться русские крестьяне, которые, мол, и образовали в XVI ст. вольную колонию, Донское Войско.
Если Тохтамыш и Тамерлан действительно вырезали многих казаков, то русские историки, сидя в своих кабинетах, на бумаге «вырезали», всех остальных казаков и от древнего и славного Донского Казачества ничего не осталось!
Но так ли это? Конечно, нет!
Казаки исчезнуть бесследно не могли. Они хорошо были подготовлены к встрече всяких бедствий, о происходящих и грядущих ни Востоке Европы событиях достаточно были осведомлены. Следовательно, застать казаков врасплох и вырезать их всех не мог никакой хитроумный враг.
Наоборот, достоверно, известно, что, когда нагрянули грозные события, большая часть Донских казаков в самом конце XIV ст. переселилась на север, в пределы лесной полосы, в непосредственное соседство с Московским и Рязанским княжествами, на окраины и пределы их. Часть же казаков сохранилась в низовьях Дона, поступив на службу возобновлённого в 1400 году генуэзцами города Азова (а после захвата его в 1471 году турками и к этим последним), получив название азовских казаков; часть же казаков поступила на службу генуэзских городов в Крыму; но часть –казаков все же осталась на своих старых местах, на родной земле, забравшись в глухие, малодоступные места.
О том, что часть казаков никуда не уходила, и не была вырезана Тамерланом, а продолжала жить на своей древней родине, свидетельствует и генуэзец Варбаро, долго живший в Азове, который в 1436 году писал, что «в Приазовье живёт народ, называемый азак-казак, говорящий славяно-татарским языком». Замечательное свидетельство: казаки говорили на славяно-татарском языке, т. е. на своём Донском, казачьем наречии!
И совершенно естественно, что как раз с этого времени становятся широко известными «азовские», «генуэзские», «рязанские», «московские» и т. д. казаки, поступающие на службу, ищущие работу, «батраки», как их называют некоторые русские историки, как и сейчас у нас имеются «парижские», «болгарские», «сербские» и т. д. казаки.
То были первые казачьи эмигранты конца XIV и начала XV ст., как и мы сейчас являемся казаками-эмигрантами XX века, изгнанные чужими завоевателями из своей казачьей хаты и вынужденные скитаться по чужбине; эти далёкие казачьи предки, вынужденные эмигрировать, искали службу, работу, «батрачествовали», как это делаем сейчас и мы, казаки-эмигранты; как и мы сейчас страстно желаем возвращения на Родину, так и те первые казачьи эмигранты рвались домой и при первой возможности возвращались в свою родную страну, к тем, которые там ещё оставались.
Несмотря на запретительные меры московских князей, возвращение казачьей эмиграции на Родину продолжалось в XV и в начале XVI века.
Их-то русские историки и выдавали за беглых русских крестьян?
Конечно, не все казачьи эмигранты вернулись из пределов Московского царства на свою Родину. Часть казаков там осталась и послужила основанием так называемого служилого, «городового», «сторожевого», «поместного» казачества, которое уже ничего общего не имело с Вольным Казачеством, утратив, под влиянием московской деспотии, свою любовь к свободе и воле, превратившись с течением времени в служилое сословие.
В первой половине XVI ст. оставшиеся на Дону и вернувшиеся из пределов Московского царства Донские казаки, объединившись, на древних казачьих началах, по казачьему древнему обыкновению, создают, укрепляют и развивают тот общественно-государственный организм, который позже будет называться республикой Вольного Казачества, существование которой уже ни в ком не вызывает никакого сомнения.
В такую стройную, логически-последовательную систему вкладывают казачьи историки, в полном согласии с объективными иностранными исследователями, происхождение рост и развитие Донского Казачества, многовековую историю его.
Казаки — особый народ, происшедший из смешения и долгого совместного сожительства на определённой территории славяно-русов с тюрко-казахами.
«Смешение казахов (черкасов) с Кавказа и вообще тюркских народностей (печенегов, торков, половцев) с русами в Поднепровье привело к образованию особой народности — поднепровских черкасов, из которых, главным образом, и образовалось Запорожское Войско, этнически слившееся большей своей частью с украинским народом, передавшим своё название и особый характер и бытовые особенности поднепровской части населения Украины.
«Смешение казахов с славяно-русами Подонскими и Приазовскими (Казакии) привело к образованию особой бродницкой народности, которая получила в системе Золотой Орды государственное, военно-служилое положение и значение Казачества. Эта народность усвоила название казаков, как этническое...
«Смешение казахов (черкасов) кавказских с киргизами повело к образованию особой киргиз-казацкой народности, особого народного организма», — говорит Быкадоров в своём историческом труде «История Казачества».
О том, что из себя представляло Донское Казачество с первой половины XVI ст., какою общественно-государственною жизнью оно жило до начала XVIII ст. т. е. до момента жестокой, чудовищной расправы с Донским Казачеством, учинённой Петром I, мы её достаточно хорошо знаем. С этого момента казачья истории довольно хорошо освещена разными историками, и казачьими и не казачьими.
Чтобы много не распространяться в этой части своего сообщения, я ограничусь лишь приведением выдержек из исторических трудов компетентных людей.
«Войско Донское не было результатом царского повеления или правительственной деятельности, оно не было провинцией или колонией царства. Войско Донское было народной колонией, вольной и независимой. Оно было государством, а не провинцией... Государственная власть на Дону имела своим источником народную волю, и донская колония представляла из себя республику. Суверенная верховная власть в Донской республике принадлежала общему на родному собранию, носившему название Круга или Войскового Круга». Так определённо и категорически говорит проф. Сватиков.
Даже в царских грамотах, — продолжает тот же профессор Сватиков, - «Державный народ Дона поминается всегда впереди его выборного Атамана. Круг был верховным органом народной воли. Ни один из органов власти исполнительной не смел, действовать в мало-мальски важном деле без «войскового совету и приказу», т. е. без приговора Круга... Итак, в период 1540-1721 г. Донской Войсковой Круг был народным собранием непосредственной Демократической Республики, единой нераздельной».
«Донское Войско представляло из себя в ХVІ-ХVІІ ст. военно-демократическую республику. Эта республика была особым, отдельным от Московского царства, государством, имела свою территорию, свой народ и свою власть... Народ Дона составляли Донские казаки, свободные граждане Донской республики»... - Так говорит тот-же пр. Сватиков в другом месте.
Правда, Сватиков говорит, что «Войско Донское было вольной колонией русского народа, основанной Донскими казаками». Ну, а кто такие были по своему происхождению донские казаки - мы видели из исследований других историков. Нам важно его категорическое утверждение, что Донское Казачество представляло из себя отдельное от Московского царства государство, суверенная власть в котором принадлежала народу - донским казакам.
«С 1546 года и вплоть до 1671 г. Донское Войско являлось независимым государством. Эта независимость Донского Войска, согласно исторических данных, выражалась не только в наличии своей территории, власти и народа, но и в независимости власти, в независимости дипломатических сношений с соседними народами и государствами, в полной независимости открытия войны, ведения её и заключения мира, в наличии своих интересов, в своём понимании их», - говорит Быкадоров.
«Казачество особый народ... История Казачества под любым углом зрения, только не под российским, показывает, что органической связи казачьего народа с великорусским народом, Казачьих Земель с Великороссией никогда не было», - говорит тот же Быкадоров в другом месте.
Одним словом, Казачество, по свидетельству объективных исследователей, народ, который ведёт своё начало ещё с VII ст. Формировался, развивался и укреплялся в течение многих веков, входя в состав различных степных государств. Это развитие и укрепление особенно сильным было в период монгольского владычества. В конце XIV и в начале XV ст. (после распада Золотой Орды) Казачество пережило самые большие национальные бедствия, но к XVI веку снова оправилось и с тех пор до начала ХVII ст., когда Пётр I разгромил его, жило особой самостоятельной государственной жизнью, форма которой подходила под современный республиканский строй, от начала и до самых верхов государственной лестницы проникнутый выборными началами. Некоторые казачьи историки в наличии такой государственной системы в Казачестве видят лишнее доказательство несостоятельности теории происхождения казаков от беглых московских крестьян.
Так представляется нам зарождение Казачества, его рост и развитие, общественно-государственная жизнь, как нам рисуют объективные историки, исследователи, внимательно изучившие казачье прошлое.
Вот чем было, чем являлось Казачество до начала XVIII ст., т. е. до 1721 года (формально), когда естественное его дальнейшее развитие было прекращено грубой физической силой, когда Казачество пережило страшную национальную трагедию, когда десятки тысяч казаков по жестокому повелению Петра I были умерщвлены и Седой Дон был залит потоками казачьей крови.
«Реки крови и слез, горя и страданий сопровождают конец Казачьей вольницы». - Пишет даже один советский историк Казачества (И. Ульянов).
«С этого момента казачья жизнь пошла по другому руслу, Казачество стало пребывать в атмосфере рабства, деспотии; постепенно, под давлением физической силы и насилия, казачье сознание начало ослабевать, сила его сопротивляемости стала уменьшаться, а, под влиянием искусственной русской истории, некогда прекрасный образ свободолюбивого и вольного казака стал тускнеть, принимать другие очертания и, наконец, дошёл до того, что у казаков осталась «слава казачья, а жизнь собачья».
Изд. журнала "Вольное казачество". Прага. 1931
|
